Один из огромных стражей, очевидно, узнав Никки, уступил им дорогу, не отрывая от нее взгляда.
– Давай поднимайся, – сказала сестра Эрминия.
Никки выбралась внутри того, что выглядело как огромная яма, вырытая среди равнин Азрита. Она не могла пока видеть того, что закрывали от нее земля и камень, но ей и не нужно было этого видеть, чтобы знать, что именно там, наверху.
С одной стороны над краем ямы в холодное ночное небо поднимался внушительных размеров пандус, освещенный факелами. Темное очертание плато вдалеке, на котором стоял Народный Дворец, выглядело так, словно располагалось где-то среди звезд, возвышаясь над возведенным из земли пандусом.
Дно ямы представляло невероятное нагромождение разнообразных подъемов и спусков, вероятно, как результат труда рабочих бригад, выкапывавших материал для пандуса. Теперь никаких рабочих здесь не было. Должно быть, это случилось так: разрабатывая этот участок, где сейчас стояла она, они и обнаружили катакомбы.
Хотя рабочих давным-давно убрали отсюда, здесь повсюду были солдаты. Те, которых она видела, не были заурядными солдатами Имперского Ордена, армия которого представляла собой по большей части толпу головорезов. Здесь были профессиональные воины, опытные и знающие люди, близкие к Джеганю. Они составляли заслуживающее доверие ядро тех отрядов, которые многие годы сражались с ним в самых разных кампаниях.
Поскольку эти люди были приближенными к императору, Никки узнала многих из них. Хотя она и не увидела никого из тех, кого знала по именам, но узнала многие лица, пристально следившие за ней. И все эти люди также узнали ее.
Женщина, такая, как Никки, с водопадом светлых волос и хорошо сложенной фигурой, едва ли может остаться незамеченной в лагере Имперского Ордена. Но самое главное, конечно, что каждый из этих людей узнавал ее как Госпожу Смерть.
Они знали ее под этим именем, потому что в прошлом она командовала многими из них. Они боялись ее. Она убила нескольких их товарищей, которые отказались исполнять ее приказы именно так, как она ожидала от них. Вера Ордена призывала к бескорыстным жертвам во имя великого добра – призывала жертвовать этой жизнью ради жизни загробной, – однако когда она возлагала эту праведную жертву на них, провожая их в эту долгожданную загробную жизнь, к самой сущности тех самых верований, за которые боролись, они попросту ненавидели ее за это.
Каждый из этих людей знал еще и то, что она женщина Джеганя. При доминировании догмата, что всеобщее благо превалирует над правами отдельной личности, при идеалах абсолютного и всеобщего равенства – он обладал этой женщиной, совершенно ясно демонстрируя, что она принадлежит лично ему и никому больше.
Как и обычные солдаты, ни один из этих людей не мог притронуться к ней. Тем не менее в прошлом Джегань, бывало, передавал ее, как знак особой милости, некоторым офицерам из своего круга, как, например, командующему Кадару Кардифу.
Многие из этих людей помнят тот день, когда Никки приказала сжечь Кардифа заживо на костре. Некоторые из них, под ее руководством, помогли привязать своего командира к столбу и предать огню. Несмотря на их нежелание, они не осмелились воспротивиться ее приказам.
Никки помнила о своем прежнем положении среди них, пока стояла этой холодной ночью под устремленными на нее со всех сторон взорами. И, как защитный плащ, она вновь надела на себя маску того прежнего персонажа. Такое перевоплощение было ее единственным способом защиты. Она держала голову высоко поднятой, а спину прямой. Она была Госпожой Смерть, и хотела, чтобы каждый сразу понимал это.
Не дожидаясь, когда сестра Эрминия очередной раз подстегнет ее, она начала подниматься по наклонному выходу из ямы. Она уже осматривала лагерь с наблюдательной площадки дворца и знала его расположение. Она знала, где следует искать шатры командиров. Ей не составит труда найти путь к шатру, который занимает Джегань. Поскольку Джегань, скорее всего, наблюдал за Никки глазами сестры Эрминии, эта женщина не возражала, чтобы Никки передвигалась самостоятельно.
Не было никакой пользы в том, чтобы ее избили и под пронзительные вопли волоком доставили к ногам императора. Это все равно ничего не меняло. Она с таким же успехом может сама идти навстречу своей судьбе, по собственной воле и с высоко поднятой головой.
Еще более Никки хотела, чтобы Джегань увидел ее такой же, какой видел ранее. Она хотела, чтобы он видел то, что знал, видел ее прежней, даже если она уже изменилась. Пусть он и подозревает, что она уже совершенно другая, она хотела предъявить ему нечто знакомое.
В прошлом ее безопасность основывалась на полном безразличии к тому, что он мог с ней сделать. Это безразличие останавливало Джеганя. Оно приводило его в ярость, разочаровывало его, и оно же восхищало. Никки была кем-то из тех, кто сражался на его стороне, сражался за его цели. И тем не менее она была кем-то, кем он мог овладеть лишь насильно.
И пусть сейчас она не могла управлять своим даром, она по-прежнему могла управлять своим разумом, а это ее самая надежная и верная сила – как научил ее Ричард. Обладая даром или без него, она по-прежнему могла быть безразлична к тому, что Джегань мог с ней сделать. И это безразличие придавало ей силы.
Выйдя из ямы и миновав ряд вооруженной до зубов охраны, она стала встречать на своем пути, группу за группой, рабочих, тащивших землю и камень из других похожих ям. Сотни мулов, запряженных в самые разные повозки, тяжело тащились длинной вереницей через окружающий мрак. Факелы высвечивали шеренги людей на пути к пандусу. Эти люди, обычные солдаты Имперского Ордена, молодые и сильные, гордость Древнего мира, превратились в обычных чернорабочих. Это была не совсем та доблесть, ради которой они отправились воевать.